Гуляю с сынищем своим на детской площадке. Вокруг никого, кроме четырех детей разного возраста, видимо, братьев и сестер. Я качаюсь на качелях, посадив сына на колени, и пою "Крылатые качели" и "Облака - белогривые лошадки". У нас это с ним традиция, мы всегда так делаем, с самого его раннего младенчества - качаемся под моё пение. Девочка лет пяти раскачивается на соседних качелях, поглядывает и прислушивается. Вокруг крутится её брат лет семи. Я решаю заговорить и спрашиваю по-местному, а сколько тебе лет? Дитя пожимает плечами и молчит.
- Французский? - спрашиваю я.
- No, Eespañol.
Тут я напрягаю ослабленную память, ведь я 16 лет назад учила этот язык! Правда, это длилось один год, и нашим учителем был какой-то осетин, знавший испанский. Мы звали его Хуан Хуаныч или похуже (нетрудно догадаться о его настоящем имени). Методология Хуан Хуаныча была проста: он заставлял нас зазубривать диалоги из советского учебника, стихотворение Лорки "Гитара" и короткий рассказ про рыбачку Клариту неизвестного автора. Вот и всё. Но зато всё вышеперечисленное я запомнила на всю оставшуюся жизнь.
Подавив в себе нечеловеческим усилием воли желание немедленно прочесть испанской девочке "Гитару" и про Клариту, я сначала радостно с ней попрощалась, потом поздоровалась, потом сказала, как меня зовут и спросила её имя. Ещё я сказала, что много работаю (чуть не прибавив "на фабрике с товарищей Нуньесом и товарищем Лопесом" - тот учебник был очень советский). Между каждой фразой я морщила лоб, мычала, закатывала глаза и вспоминала.
На аттракцион подтянулись и остальные дети. Самой старшей было лет 11. Она-то и сказала, что их семья приехала всего 2 месяца назад, и они ещё не говорят на местных языках. Я извинилась перед ней за свой испанский и сказала, что я тут уже 6 лет, что испанский я учила 10 лет назад (ибо как будет 16 я вспомнить не смогла, т.к. помнила счёт только до 10), что я учила французский, и он мне мешает сейчас воспроизводить и без того скудные знания испанского. Она понимающе ответила, что французский и впрямь похож, и что её учительница местного языка объясняет им отдельные слова по-французски, ибо испанского не знает.
На этом темы иссякли. Я продолжала качаться с сыном на качелях и мучительно вспоминать, что бы им ещё такого сказать. Как вдруг дети осторожно спросили меня:
- А это твой сын?
- Да, конечно! - воскликнула я. - Ему год и 7 месяцев.
Я хотела ещё прибавить, что мне вообще-то 29 лет, но как будет 29 или 30 по-испански я не помнила, а сказать, что мне три раза по 10 лет показалось мне несколько эээ... экстравагантным. И тут я представила, как выгляжу со стороны, и поняла, что заподозрить меня в том, что мне больше 16-ти очень сложно: красная курточка, джинсы, кроссовки, волосы в хвост, косметики нет, лихо и явно с наслаждением раскачиваюсь на качелях, пою да ещё несу полный бред.

Дома я позвонила в Москву и рассказала эту историю моей милой подруге Ню, которая учила вместе со мной испанский у Хуан Хуаныча 16 лет назад.
- А ты перерассказала им диалог с Пабло про Хосе, у которого что-то не в порядке с нервами? - оживилась Ню. - Нет? А "Гитару"? А про рыбачку Клариту из Плаэра-Косы, которая сидела на берегу, встречая и провожая лодки с рыбой? Жаль.

Алаверды на мою историю был рассказ Ню: "Гуляла я с коляской, и пристала ко мне тётка:
- Ох ты ж боже ж мой! Такие молодые, а уже рожают!
- Не так уж я и молода, - робко попыталась возразить я.
- Не смей врать старшим! - прикрикнула на меня тётка. Да так, будто я на большой перемене предалась греху, не достигнув совершеннолетия, а теперь ещё и пытаюсь себе годочков накрутить.
Вот такие мы несерьезные мамаши, никто в наш возраст не верит.